познавательно - наука и жизнь
В психологии феномен бессмысленности жизни на удивление редко стоит в центре внимания, учитывая его распространённость, и преимущественно рассматривается в контексте депрессивных расстройств. Что-то важное (будь то смысл или Другой, что здесь синонимично) было со мной, теперь оно утеряно, а жить с этой потерей категорически невозможно — это и есть условная картина депрессии. Сложно установить, вызывает ли потеря смыслов депрессию, или последняя сопровождается обессмысливанием мира субъекта как следствие того, что всё плохо и ничего ценного здесь уже не осталось. Но тяжело не только встретить, но даже представить человека, активно и бодро проживающего бессмысленную жизнь, так же как и того, кому тоскливо и плохо, но существование преисполнено смыслами. Так что будем считать, что это если не эквивалентные понятия, то прочно связанные общей темой Меланхолии.
Но переживаем ли мы это остро или нет, однако жизнь фундаментально бессмысленна, как бессмысленно по умолчанию вообще всё в мире самом по себе. Чтобы со всей основательностью прийти к этому выводу, человечеству понадобились уйма времени и две мировые войны. Не то чтобы это достижение кого-то обрадовало, и потому оно осталось мёртвым грузом висеть на шее культуры. Грандиозные по сути достижения экзистенциализма так и не были усвоены и закреплены (как и весь исторический опыт человечества), зато теперь к ним могут обращаться те, кто подозревает, что с осмысленностью мироздания что-то не так. Однако бессмысленность реальности и бессмысленность существования конкретного субъекта — это не одно и то же.
Бессмысленность реальности означает тот простой и важный факт, что реальность просто есть. Это индифферентная по отношению к людям и самой себе разнородная масса как-то упорядоченных или не упорядоченных явлений, которые случаются или не случаются. Мир абсолютно никаков. Вопрос смыслов здесь не ставится, потому что смыслы — это про разумных людей, а не про камни и звёзды (как бы вам ни нравились и ни были наполнены ценностью камни и звёзды). Смертные заброшены в бессмысленный мир и пытаются как-то здесь разобраться, пока могут. Потом они вообще умирают, так что приходится стараться активнее или на всё плюнуть и пойти пить. Но допустим, что пить мы не хотим.
Это значит, что единственное «место», где хотя бы гипотетически можно обнаружить смыслы — это психическое пространство самого субъекта, а не нечто вне его. Это не значит, что смысла нет нигде, кроме саморазвития (что бы это ни значило) или других игр с отражениями. Это значит, что моё особое отношение к данной скульптуре, лесу, городу, идее либертарианства или пантеону древних майя, наделяющее их смыслом, заложено не столько в них и даже не столько во мне самом, сколько между нами, где что-то там на этой основе совпадает или не совпадает с чем-то во мне. Моя любовь к этому человеку — это именно моя любовь, что-то особенное, что я воспринимаю в связи с ним, а не нечто в нём, но без меня и без него этого бы не возникло. Звучит как трюизм, но трюизм очень важный. Смысл — это нечто, что зарождается в субъекте, но невозможно без объекта, воображаемого или нет. Отсутствие заложенных вовне и излучающихся от объектов смыслов может кого-то расстроить, но на деле в этом нет ничего кошмарного. Зато такой сдвиг восприятия позволяет куда лучше увидеть, как все эти чертовски важные вещи появляются и оживают в нас самих через контакт с чем-то вовне. Так что сколько не пялься на объект любви, но любви там не обнаружишь. И я напомню, что проекции — это всё ещё наши проекции.
К сожалению, как нет резона шарить взглядом по миру и искать там что-то осмысленное, когда твоя жизнь опустела, так и нет его в том, чтобы с болезненным энтузиазмом авгура разглядывать свои внутренности в поисках утраченного смысла с картинами великого будущего и золотого века прошлого. Потому что всё, что появляется, зарождается где-то между, и происходит это, к сожалению, само собой. Единственный классик сколько бы то ни было удачного труда о вопросе смыслов, Виктор Франкл, отмечал, что «счастье подобно бабочке…» и так далее, и вообще его тяжело найти и легко потерять. Эта цитата стала фантастически банальной и уже образовавшийся от неё в процессе многократной эксплуатации пепел успел рассыпаться в прах, но истина, к сожалению, там так и осталась, разве что обратиться к ней стало сложнее. Смыслы невозможно найти или оживить сознательными усилиями воли (как сделать с их помощью ещё много чего). Иногда они внезапно появляются, и тогда уж лучше быть с ними поаккуратнее, потому что всё прекрасное ломается разочаровывающе легко. Притом чем больше усилий прилагает субъект к поиску смысла и чем сильнее нагружает ценностью эту находку, тем меньше у него шансов. Поскольку именно подобное перегружение психики тягостным давлением с печатью вины и разрушения уже привело субъекта к потере смыслов и продолжает делать то же самое. Так же как и грубый и преждевременный анализ смысла заставляет его улетучиться, и совсем не обязательно потому, что смысл был “ложным” (если вообще существуют ложные смыслы), а в виду всё той же хрупкости.
К слову, по заявлениям очевидцев, читать «В поисках смысла» в надежде найти там собственно смыслы совершенно бесполезно, там их не найти, и даже пути поиска там намечены ну очень абстрактно. После этого многие разочаровываются и полагают, что раз им не помог великомудрый Франкл, то уже ничто не поможет — всё тщетно, я обречён. Но просто не все книги и мудрецы одинаково полезны. Кому-то полезнее почитать Франкла, кому-то Мамардашвили, кому-то Лавея, кому-то новости, а кому-то лучше вообще ничего не читать, а пойти пройтись. Нет никакой общей схемы нахождения смысла, как бы ни хотелось к ней обратиться, потому что это очень личное, возможно даже самое личное (не считая желаний, само собой). Вот что можно вынести из выстраданного в ужасах заточения манускрипта Франкла, так это то, что смысл всегда есть и его не может не быть. Это не то, что разрушается или то, что нужно конструировать, это то, что где-то наличествует и просто остаётся до поры невидимым и незамеченным. Есть существенная разница между тем, что нечто искомое где-то (или когда-то) уже существует, и тем, что оно отсутствует в принципе. Найти то, что есть, заметно проще, чем то, чего нет.
Подобная надежда могла бы стать достойной опорой субъекту в этом мистическом поиске, если бы не важная оговорка. Человек в депрессивном состоянии, живущий, соответственно, в бессмысленном мире, не только лишён надежды, он всячески гонит её прочь от себя, не давая укорениться, в том числе и потому, что страх разочарования в нём куда сильнее желания иметь надежду. Его тяжело за это упрекать после того, что он уже потерял и как сильно разочаровался. Тем не менее, надежда — это важный и, наверное, необходимый шаг на пути поисков, а его опыт разочарования уже сам по себе может стать смыслообразующим.
И здесь мы переходим к самой, как мне кажется, важной части этого послания. Меланхолия предполагает продолжительный процесс истощающего разрушения, наличие груза бесконечной вины и присутствие могущественного внутреннего агрессора, пресекающего пути к изменению ситуации. И многое другое, вкупе с тем фактом, что смыслы истираются из внутреннего взора субъекта, и он погружается в пустыню смыслов, где проносятся яростные ветра ненависти к себе. Но несмотря на то, что всё естество субъекта под управлением восседающей над всем деспотичной инстанции препятствует переходу ситуации и самого субъекта в качественно другое состояние, разрывающее замкнутый круг разрушения и вины, лазейка всё равно остаётся. Хотя даже это бывает затруднительно, но наилучшей возможностью найти во всём этом смысл будет буквально найти смысл во всём этом. Очевидно, что ситуация, где теряются смыслы, препятствует их обретению, но бессмысленность как идея, а не переживание вполне может стать фундаментом для разрастающегося дерева смыслов с повешенным на нём субъектом и плодами в виде страдания и сострадания, опустошения, разрывающих душу демонов и всего в этом роде. Да, это звучит не слишком оптимистично, и кому-то может не понравиться именно такой исход, но есть вещи, которые мы не выбираем, и в том числе это наша психоструктура. Она просто есть, и как бы плоха она не казалась, но борьба с ней всегда оканчивается бессмысленностью и поражением субъекта, а не чудесными превращениями. Последние если и возможны, то в результате сотрудничества с собой, в том числе с кровавыми тиранами и демонами, а не благодаря разрушительным попыткам революций и триумфальной войне с собой. Хотя последнее звучит куда романтичнее и заманчивее, но добром не заканчивается.
Догадываюсь, что все эти измышления могут помочь страждущим не столь значительно, как хотелось бы. И понимаю я это в том числе как тот, кого в не меньшей степени мучила проблема утраты смыслов. Но именно это позволяет мне с большей уверенностью говорить, что это не безвыходная ситуация. Мир действительно полон объектов, взаимодействие с которыми обнаруживает путеводные искры смысла. И сколь бы то ни было активный (а в депрессивном состоянии скорее пассивный) поиск этих искр среди залежей косной материи рано или поздно увенчивается успехом. Также крайне полезным является здесь знание себя хотя бы в той мере, чтобы понимать, что привлекает, оживляет и вызывает интерес (а скорее вызывало этот эффект прежде, ведь сейчас всё плохо и скучно).
Само собой, для каждого это будут абсолютно личные и в этом смысле уникальные переживания и объекты, так же как и способы взаимодействия с ними. Но всё это действительно существует в смертных и населённом ими проклятом мире и требует лишь обнаружения и всматривания в том или ином виде. К счастью, эта возможность открыта каждому, покуда он жив и соображает. Кроме того, не стоит винить себя и позволять другим (а также своим внутренним объектам) упрекать за то, что жизнь опустела, а интересы утрачены. Люди сами отвечают за свои смыслы, но винить себя за их отсутствие равноценно обвинению сколь угодно трудолюбивого работника в отсутствии урожая зимой. Некоторых событий можно только дождаться, а тем временем быть терпеливее к себе.
